Кличка, данная ему студентами, была образована от фамилии. Один из классических способов кличкообразования в студенческой среде. Не зная этого, можно было бы подумать, что «Сухой» обусловлено иными путями образования прозвищ.

Он относился к своим лекциям как к трибуне своих идей. А идеи из него вылетали со скоростью пулеметной очереди. Начиная тему со сравнительного анализа конструкторской и технологической размерных цепей и демонстрируя нелепость конструкторских назначений допусков, он быстро переходил на базе уже свершившегося доказательства нелепости окружающего мира к прочим доказательствам нелепости. И в мгновение доска становилась исписанной числами, уже не связанными непосредственно с технологией машиностроения. Там была и численность белорусской армии в пропорции к населению и те же показатели для других стран. Там были и доказательства, что Земля никак не может быть шаром, если взять в рассмотрение Марианскую впадину и Джомолунгму.

От лекции к лекции он не без иронии подчеркивал, что Земля — это чемодан. Разумеется, тут был предусмотрен и обратный смысл. Он приучал нас думать не в разрезе геометрии отверстий, а в разрезе геометрии дырок. Технолог мыслит не как конструктор: он неизбежно знает о грехопадении окружающего мира. В нем нет прямых и ровных линий, нет отверстий, все криво и косо. И если конструктор пытается допусками обозначить приемлемые границы несовершенства, то технолог не только стремится попасть в эти границы, но часто и инспектировать эти границы.

Именно поэтому он часто смеялся над фразой «из конструкторских соображений», всячески высмеивая ее как затычку, используемую конструкторами в силу своего незнания вопроса «как надо». Он приучал нас к мысли, что любой размер на чертеже, любой допуск на чертеже, любой прилив или ребро жесткости должны быть строго обоснованы. Конструкторские соображения просто прятали незнание этих обоснований: прочностных, технологических, следуемых из стандартов и т.д. Можно сказать, что его преподавательским лозунгом была борьба с этими самыми конструкторскими соображениями.

Многие технологические дисциплины, включая техмаш, начитывались нам во втором корпусе вуза, в то время как выпускная кафедра находилась в главном. Как итог, интеллектуальные границы, проводимые через критику им конструкторских подходов, совпадали с архитектурными, вводя в наш студенческий мир два полюса биполярного мира конструкторов и технологов. И, надо признать, благодаря его харизме на долгое время полюс технологов делался для нас интеллектуально светлой стороной этого мира.

Часть лекций, практических и консультаций и вовсе проходили на улице. Смалил он много, поэтому нам часто доводилось разворачивать чертежи прямо на капоте его автомобиля. Большая часть ценных советов давалась им именно там. Капот автомобиля служил не просто удобной поверхностью для правок чертежей и схем, а и дополнительным аргументом. Иногда он высказывался на наши возражения, что сперва заработайте на кадиллак, а потом возражайте. И надо признать, огромная правда в этот его аргументе была.

С получением президентской стипендии я возомнил, что могу позволить себе расслабиться в учебе. В результате, первой жертвой моего самомнения стал техмаш. Дров подкинуло обстоятельство, что консультацию по техмашу поставили первой парой. Для студента четвертого курса это становилось усложняющим обстоятельством. Сдавал я курсовой проект по техмашу очень поздно, с дополнительным заданием от Сухого и его отказом у меня его принимать. Если бы не вмешательство его коллеги — тогдашнего зам. декана механико-технологического факультета, то сессию бы я отсрочил для себя.