«За меня никто никому не бил морду. Все сама, все сама…».
Этот отрывок из женского анекдота мне вспомнился в тот момент, когда Ирина вывалила на кровать свои игрушки. Это было ужасно…

Но сперва несколько слов о нашем и ее прошлом, частично – о настоящем.

Ирина П. была одной из самых красивых девчонок района, крепкая «хорошистка», умеренная активистка, прекрасная спортсменка – бег на короткие дистанции и баскет были ее коньком.
Красота ее лица холодна и аристократична, высокий чистый лоб и гордый римский профиль были достойны монетной чеканки; а вот тело… представьте себе груди и бедра двадцатилетней молодой женщины, втиснутые в тесную школьую форму – и вы поймете, о чем идет речь. Когда она выходила к доске, мы, ее одноклассники, не могли оторвать глаз от комсомольского значка, который покоился чуть выше левой части пышного бюста и дружно выдыхали, если она вдруг нагибалась, поднимая упавший мел.

В восемнадцать она вышла замуж в первый раз, в двадцать четыре второй, и в тридцать – в третий раз и последний. Сейчас она свободна, воспитывает внука-грудничка, и на пушечный выстрел не подпускает к себе мужчин. В школе она обзывала меня «бегемотом-долгоносиком», вот и сегодня я послушно обернулся на услышанное вдруг странное сочетание слов, в общем-то, не сочетаемых.
И едва не подавился беляшом, который жевал на ходу.
Была в свое время такая актриса, Ирина Скобцева, жена Сергея Бондарчука – помните ее в «Войне и мире», помните ее роскошный бюст? Так вот, меня догоняла сама Ирина Скобцева, только вдвое красивее и втрое роскошнее.
С трудом вспомнил, но все же вспомнил – голоса человеческие запоминаются почти навсегда.

… — А зачем мне мужчины? Вы ведь слишком слабы, Афоня. Не стану скрывать, меж трех мужей у меня имелась в свое время солидная прослойка из любовников разных возрастов и рангов, но за все то время, что я знаю мужчин, мне не встретился ни один сильнее меня.
— А это так критично? Мужчину слабее себя любить не получается?
— Не получается, Афоня… Не интересно мне со слабыми… Никто из вас не может сделать того, чего не могла бы сделать и я. Я всегда зарабатывала больше своих мужей и любовников, сейчас я оставила себе только магазин итальянской одежды и ресторан, все остальное спустила с аукциона ради внука, он требует массу времени, а невестка у меня дура набитая, в голове одни шмотки и тусовки, и сын потакает ей во всем.
— А как же секс?
— Не надейся, не вою в подушку,- ухмыльнулась Ирина, и потащила меня в спальню, полезла в шкаф, вытащила оттуда небольшой баул и вывалила из него на кровать какие-то игрушки, близко и отдаленно напоминающие мужской член.
— Зачем мне что-то потное, вонючее, тяжелое, когда есть кое-что другое, хорошо пахнущее, чистое, нежное?
— Ты что, серьезно? А как же… обнять, прижаться, пошептаться?
— После «взрыва» мне это не нужно. Лишь бы никто не трогал.

…Выйдя из подъезда, я с полчаса сидел на лавочке, переваривая услышанное и увиденное.
Горько, мужики. Такие бабы – и сходят с ума от одиночества.
И кто виноват?

«За меня никто никому не бил морду. Все сама, все сама…».
Может, в этом все дело? Ведь действительно, я не помню, чтобы из-за нее кто-то когда-нибудь дрался.
Наверное потому, что ее слово было всегда последним.
Всё решала сама…
Никогда не жалел людей, а эту дуру почему-то стало жаль.