avatar

Витебские историйки: историйка 15. Витебск в судьбе транзита философии из Санкт-Петербурга в Польшу.

Историйка по нумерации заместительная, поскольку предыдущую пятнадцатую решил снять с нумерации в силу высокой вероятности легендарности описанных в ней сведений. Попытки связаться с теми, кто историю о славянском происхождении французского океанографа ввел в научные сборники, не увенчались успехом, поэтому считаю нужным снять ее с рассмотрения. Нынешняя опирается на множество новооткрытых сведений, но степень доверия на сей раз значительно выше.

В Витебске к концу Первой мировой войны преподавал философию поляк родом из Могилевщины Фома (Томаш) Парчевский. Преподавал он ее в Витебском отделении Московского археологического института (далее ВО МАИ), где его очень любезно приютил ректор учреждения – его исторический соотечественник, т.е. поляк Болеслав Брежго. Болеслав сам по себе личность, достойная отдельной историйки. Наш земляк (Режецкий уезд Витебской губернии) экстерном в 1910 году сдал выпускные экзамены Витебской гимназии и отправился в Москву для продолжения учебы. Война прервала его планы: на ней же он получил сильное ранение, после чего был признан негодным к строевой службе. Несмотря на это, вскоре он показал себя как трудолюбивый ученый-историк. В течение трех лет он каждый год защищал по диссертации, получив в итоге звания ученого-архивиста, ученого-археолога и ученого-искусствоведа. Такой научный успех и позволил рекомендовать тридцатитрехлетнего Болеслава на должность заведующего ВО МАИ.

Он и приютил у себя философа Фому. Надо сказать, что в те годы Фоме пришлось преподавать не только в Витебске. Сам-то он приобретал преподавательские навыки в Кронштадте. Там же его в 17-м после февральских событий поставили временным губернатором Кронштадта. Это-то поляка, католика. Но, увы, недолго по понятным причинам: пришли большевики, а затем развернулась советско-польская война. Эти обстоятельства и вынуждали его искать возможность вырваться хотя бы в прифронтовую зону, коей и служил Витебск. Планы вырваться совсем из советских щупальцев не осуществились, но пребывание в Витебске значительно облегчило его жизнь: в институте ему доверили кафедру философии истории. И только визит в Любянку в 1920 году сподвиг его на решительные меры получения польского паспорта и уже вскоре он был у себя на исторической родине. Хотя это далось ему большой ценой (кто знает, может даже ценой семейной трагедии), ведь его жена с сыном вернулись в Петроград.

Долгое время о философе Фоме сведения были скудные. Ну разве что как о губернаторе Кронштадта о нем и могли вспоминать. А о философе Фоме совсем не знали. Но недавние исследования позволяют узнать, что Фома Парчевский проложил путь к популяризации «петербургской» философии в Польше: сам он был учеником еще одного нашего земляка Николая Лосского и был преданным учеником. Его собственные работы были связаны с разрабатываемым Лосским учением об интуиционизме. Более того, его стараниями в Польше на конференциях побывали и сам Лосский, и многие другие представители интеллектуальной культуры северной столицы: Бердяев, Франк и другие, на то время уже изгнанные из страны советов. И даже оставшихся в молодом советском государстве философов он продолжал популяризировать. К примеру, заложил основы изучения в Польше открытий будущего крупнейшего антиковеда 20 века Алексея Федоровича Лосева. И надо сказать, что сделанного Фомой Парчевским для установления прочных связей русских и польских философов действительно достаточно много, чтобы дать этому высокую оценку.

Источники:
1. Оболевич, Т. Польские философы и Петербург / Т. Оболевич // Соловьевские исследования. – 2015. – 2(46). – С. 130-153.
2. Оболевич, Т. Фома Парчевский – первый польский исследователь творчества А. Ф. Лосева / Т. Оболевич // Соловьевские исследования. – 2015. – 2(46). – С. 172-176.
3. Парчевский Фома. Рецензии на книги А. Ф. Лосева / Публ. и перевод Т. Оболевич // Соловьевские исследования. – 2015. – 2(46). – С. 177.
4. Подлипский, А. М. Витебская Александровская гимназия (1808-1918): Страницы истории и выпускники — Витебск: Газ. «Віцеб. рабочы», 1994. — 61 с.
4 комментария
avatar
Слой образованных людей был очень тонок, не как во времена Пушкина, но всё же.
Поэтому только начни копать, потяни практически любую ниточку и оказывается всё настолько переплетно.
Мне кажется, там будет не «теория шести рукопожатий», а все между собой связаны буквально через пару рукопожатий.
avatar
Да, вероятно, так и есть. Хотя удивительно, ведь речь идет о разных национальностях и религиозных воззрениях. И тем не менее эти различия все же не были таким уж и сильным препятствием для поддержки интеллектуальных связей, хотя сами по себе процессы юдо-, русо- или (польско-?)фобии были достаточно интенсивными в нашей пограничной зоне.
avatar
К примеру, в 1992 году ездил с двоюродным братом в Кострому к его (по отцу) дальнему родственнику. Тому было 80 лет, но человек невероятных способностей, абсолютно здравый ум. Так вот оказалось, что он крестник Николая Первого.
Да и сейчас, стоит только копнуть. С Ельциным, Путиным, Лукашенко я тоже через одно только промежуточное звено нахожусь.
avatar
90% до революции были крестьянами, а «образованное сословие» и совсем мизер. Так что переплетения неизбежны даже чисто статистически.

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.