Хатынь – это одна из деревень, которую сожгли немцы. Жителей согнали в сарай и подожгли, а тех, кто пытался убежать, сломав дверь, расстреляли из пулеметов. На входе стоит скульптура отца, который держит умершего сына. Ничего героического в его позе, вместо этого откровенная растерянность на его лице. Дома в деревне стояли не рядышком друг от друга, между ними были огромные расстояния. Теперь на месте каждого дома стоит фундамент и стилизованные ворота. Ворота всегда открыты, чтобы напоминать о традиционной гостеприимности деревенских. Вместо дымовой трубы возвышается колокольня, на ней имена убитых, у детей также указан возраст. В первом доме «из воздуха», который я посетил, жили три взрослых и шесть детей, пяти, семи, восьми, девяти, десяти и двенадцати лет. 50 метров дальше дом, который принадлежал одинокой женщине. И так далее, 26 колоколен в мертвой деревне.
Каждые 30 секунд звенит малый колокол – так, что будто слышишь детское затяжное похныкивание, которое пронизывает душу. Невозможно представить, что здесь кто–то мог бегать, прятаться, играть, как например, между памятниками убитым евреям в Берлине. Еще никогда я не бродил по такому мемориалу, такой деревни из воздуха, где насилие, скорбь и пустота так физически ощущались. И это сделано не за счет каких–то голливудских средств, как в Краковском музее Шиндлера или башне молчания в еврейском музее в Берлине. Это удалось только за счет силы художественной абстракции.