На неделе отмечался день родного языка. И случилось, что я наконец созрел до написания очередной историйки. «Случайно ли совпадение?» – не буду торопиться с прогнозами.

История моего очередного персонажа окутана рядом забавных наслоений, возникших у исследователей по мере извлечения его биографии. Надо сказать, что я и сам созревал до прочтения его реконструированной биографии достаточно долго.

Мое внимание впервые зацепилось за него, когда я был в Витебском районном музее, где в одном из залов экспозиция содержала портреты и небольшие исторические описания лиц витебского происхождения, внесших ощутимый вклад в белорусскую культуру. Там среди прочего я обнаружил упоминание о мужчине, введшем в белорусский алфавит ў («у нескладовую»). Тогда мне этот факт показался подозрительным, я его ухватил, чтобы попытаться восстановить сюжет, его вызвавший.

Вики партизански умалчивала о роли Александра Феликсовича Рыпинского – уроженца Витебского края (точное место рождения неизвестно до сих пор, предположительно деревня Куковячино) – в введении этой необычной буквы в белорусский алфавит. Как правило, фигурировали совершенно другие лица. И лишь исторические рассказы Людмилы Рублевской вводили в оборот Рыпинского как «родоначальника» ў. Тогда я еще не знал, кто есть Людмила Рублевская, и, к своему стыду, счел ее исторические этюды спекулятивными. К тому же, у нее этот факт был задействован титулярно, заглавно, а в тексте ее рассказа об этом факте не было ни слова больше, чем в самом заглавии. Больше сообщалось о его участии в восстании 1830-1831 гг., о сношениях с заключенным декабристом Кюхельбекером, о литературном прорыве национального самосознания в его «Беларуси» и т.д. А вот о самом факте родоначалия «ў» больше ничего.

Здесь я остановлюсь и сделаю паузу. В вопросах исторической реконструкции спекулятивность неизбежна даже при самом тщательном подходе. Всегда небольшая неосведомленность может приводить к серьезным огрехам в допущениях и предположениях. Ну, к примеру, у белорусских исследователей жизни Рыпинского дед обсуждаемого персонажа из поветового старосты (крупная должность при имении, почему-то упущенная ими из виду) превращается в сельского старосту. Или, к примеру, в своем произведении «Беларусь» Рыпинский пишет, как в свое время сохранял у сердца накопленные фольклорные исследования, а затем во время военных действий их утратил. Из этого описания один из исследователей вывел идею о существовании солдатского ранца с тетрадями, который и был утрачен. И это предположение уже легко вовлекается в энциклопедические статьи, изменяя свой статус с предположения на достоверный.

Странной в биографии Рыпинского обнаружилась деталь, связанная с его обучением в Витебской гимназии. Доказательств, что он действительно учился здесь, разумеется, достаточно. В этом нет никаких сомнений. Но при всем при этом наш скрупулезный краевед Сапунов, занимавшийся составлением списков выпускников Витебской гимназии, не знает имени Рыпинского в списке выпускников. Удивительно.

Тем не менее история с буквой ў меня по-прежнему занимала. Так был ли какой-нибудь след Рыпинского в ее происхождении? Не есть ли это очередное легендарное наслоение? Об этом в следующий раз.

Библиографию оставлю на вторую часть, с позволения читателя.