Отношение к истории у многих, если не у большинства, откровенно наплевательское — что там тогда было, кто их разберёт, не будем копаться,
а с другой стороны, очень трепетное — давайте не будем трогать подвиги наших героев, это свято.

Биография «актеров Еременко» не такая давняя как у выдуманного «батьки Миная», но тоже есть интересные моменты.
Если кто не знает, Николай Еременко, это такой пошлый кумир (Стас Михайлов) до смешного высокомерный и самовлюбленный.

Позже на волне этой популярности подтянули и отца, провинциального исполнителя секретарей райкомов.
В БССР отца сделали главным по театрам, а в Синеокой президентом Белорусской конфедерации творческих союзов.
Народный президент Лукашенко уговаривал «Стаса Михайлова» стать министром культуры. Не уговорил.

Кстати по этой же схеме «брат Олега Янковского» стал чуть ли не главным белорусским артистом.

Так вот, надменный Николай Еременко очень трепетно относился к воспоминаниям о своей родине, о Витебске.

«Вырос я в послевоенном Витебске. Я рос в семье, где было мало мебели (да и откуда ей взяться при нищенской зарплате моих родителей, в то время начинающих артистов?), но, тем не менее, была приличная библиотека. Не очень большая, но тщательно подобранная. Жюль Верн, Джек Лондон, русская классика… Я долго не прикасался к этому богатству — рос, скажем так, живым, подвижным, бойким мальчиком. Мы ходили на Западную Двину, находили там оружие — у нас его было навалом. Иногда удавалось раскопать немецкий склад боеприпасов. Мы были вооружены настоящими карабинами, а за нами гонялась милиция.

В детстве я водился с хулиганами. Мы и воровали, и портвейн пили. И девчонок щупали — но только щупали, не больше. Так как я рос в актерской семье, кличка у меня была Артист. Довольно обидная для двора кличка, если честно, в этом было некое интеллигентство, которое, в общем, было не в чести.

И я лез на рожон, пытаясь доказать, что такой, как все. Но мои кореша как-то с пониманием относились, они меня оберегали, не давали лазить в самое пекло, говорили да мы сами… Может быть, чувствовали во мне перспективу?

Потом пришло время, и я дозрел до возраста, когда меня потянуло к книгам. Читал запоем, ночи напролет. Так с тех пор любовь к книге и осталась…

или

воспитание я получал во дворе. А представляете, что такое дворы в послевоенном Витебске? Время-то было жутко хулиганское. Правда, на фоне настоящих хулиганов я выглядел олицетворением интеллигентности. Хотя и в милицию попадал, и драки случались, и воровство.

ОГОНЕК: А что воровали?
Н.Е.: Пиво ящиками с подвод. Подходили сзади, ящиков десять сгружали и потом праздник! Деньги в магазинах воровали. Дожидались, когда продавщица отвернется, перегибались через прилавок, открывали ящик, цап, сколько схватил — все твое. Портвейн пили. С оружием настоящим играли. В Витебске было много разбитых, разбомбленных домов, в одном из которых я и вырос. А вокруг пепелища. Там и находили оружие. Периодически милиция у нас все отбирала, но мы тут же находили новое. Но при всем этом мы водили хороводы, играли в лапту и «секреты» делали с цветочками под землей.
А еще я в детстве курил махорку. Мне не было и десяти лет. Помню, как в этом же возрасте напился пива и пьяный прыгал на кровати: соседи по квартире выпивали и дали мне попробовать. Кстати, теперь в той самой квартире живет мой друг

Карабины, милиция, налёты, выпивка, но если не полениться и посмотреть даты будет видно, что этот уркаган уехал с родителями из Витебска в ДЕСЯТЬ лет, то отношение к мужику который в сорок лет гонит откровенную пургу резко меняется.

Кстати, мама говорит, что мальчик хлопот не доставлял исправно отходил три года в музыкальную школу по классу фортепиано.

В воспоминаниях о Еременко-старшем почему-то настойчиво повторяется, что он провел в немецких концлагерях (жена-артистка называет их каменоломнями, как в «Спартаке» и «Судьбе человека») ЧЕТЫРЕ года. При том, что тут же пишут о том, что попал в плен в июле 1942 года. А некоторые «вспоминают», что он сбежал и воевал в отряде Сопротивления.


Для красного словца не пожалеет и отца…